Из воспоминаний капитана дальнего плавания Стэнли Курочкина:

«Свою задачу выполняй!»

«… 5 февраля 1942 г. холода спали. Мороз всего градусов 25. 7-я спецартиллерийская школа-дивизион с развёрнутым знаменем начала шагать к Финляндскому вокзалу. Впереди - командование, преподаватели, плотным строем, чтобы не отстать, в шинелях съёжившиеся ученики… Кто-то назад оглядывался. У школы на месте осталась небольшая группа матерей. Некоторые из них, прощаясь, слабо махали руками. Понимали – расставались навсегда. Сколько-то ребят не пришло, одиннадцать из школы не вышли, остались лежать, погибли. На вокзале погрузились в пригородный состав, для нас несколько вагонов. Вдруг помкомвзвода Чиков начал кричать: «Помираю!», и умер. Ночь прошла. Утром команда: «Выходи на платформу строиться!». Вышли с холода на мороз, встали неровными шеренгами, но команды: «Равняйсь!» не было. Нас как могли берегли от лишних трат сил. По одному все пошли через врачебный контроль: сторонний врач (фельдшер?), командир дивизиона и начальник школы. Каждому подошедшему заглядывали в глаза. Когда мы увидели, что одних - в вагон, а кого-то налево, всё поняли. Моя очередь дошла и, не зная как себя вести, я вытаращил глаза и постарался выпрямиться… - «В вагон!». У оставшихся на платформе финал был ясен. К вечеру – в Борисовой Гриве. Огромные бурты мешков с мукой-крупой для города и – трупы… Командир дивизиона Тараненко и батальонный комиссар Кузнецов с наганами в руке прыгали на подножку пустого грузовика: «Грузи наших! Солдат будущих!». Полтора суток ушло на переправу в Жихаревку. Много потеряли своих, в том числе - преподавателя математики майора Соловьёва…Но вдвое теряли ремесленники из училищ. Видел: в большом зале при столовой пол был скрыт безжизненными телами, которые чуть шевелились, все из ремесленного училища и не было при них никого из взрослых. С обедом вышла заминка. Очередь к раздаче стояла на нескольких трупах или полуживых, но упавших. Вместе с супом получили по большому брикету гречневого концентрата, как «НЗ» (неприкосновенный запас). Кто его сразу сгрыз, тот погиб от поноса. Эта беда меня миновала. Я же читал про Нансена, Амундсена и знал кое-что, чтобы выжить, и про «НЗ» знал. А ещё был у меня в кармане пузырёк как от валерьянки. В нём – чайная ложка спирта. Наказ от мамы: только в крайнем случае один раз прикоснёшься к горлышку языком на одну секунду и закроешь опять плотно пробкой… Но я отвлёкся.

Грузовик выбрал и в него погрузился самостоятельно. Он был наполовину загружен чьими-то вещами. На меня накинули ещё вещей, не глядя, сверху уселись какой-то мужик и две женщины. Поехали. На середине Ладоги начал я кричать – прижатая чемоданами нога в ботинке от мороза закоченела. Погода была лётная, темнеть не начало. В любую минуту мог прилететь фашист и бомбами разрушить дорогу. Но – остановились!! Огромная благодарность пассажирам и шоферу той машины. В Жихаревке начали сгружать багаж, подъехав к большой вещевой куче. Подавали узлы, чемоданы в руки подбежавшим к машине двум-трём гражданским. Свой чемоданчик, а в нём – пара белья, аппарат «Фотокор», аттестат, - тоже сверху подал. Смотрю – тип, взявший его, лёгкого, в сторону побежал. Хорошо, что деньги по наказу из дома, держал на себе. Непонятно, как своих нашёл. Оказывается, рядом были. На «новенького» сразу в наряд послали – вещи сторожить, но в другой куче.. Уже была ночь. В Жихаревке – такие же, как в Большой Гриве людские потери. На лошадях нас подбрасывали к стоявшему в поле товарному эшелону. Заснеженная насыпь железной дороги высотой полметра, да ещё рельсы, плюс колёса, - только подсаживая друг друга смогли забраться в вагоны. Каждый вагон на 8 лошадей или 40 человек были уже подготовлены. В вагоне – буржуйка, ведро угля, нары. Первая остановка – Волховстрой. Не разрушен. Электростанция цела. Фашисты наши заводы и фабрики, где могли, для себя сохраняли. Даже разрабатывали методы, как заставить население на них работать. К стенке вокзала сложили несколько трупов, вынесенных из эшелона. В дороге поезд останавливался в поле. Почти все выскакивали из вагонов, их штук 20, по большой нужде усаживались вдоль вагонов. Соседями нашими были преподаватели и студенты Консерватории. С первой батареи Шур – сытый как заорёт команду: «Дивизион! Налево равняйсь!». Все головы повернули, а там – сидят, нужду справляя, наш комсостав, преподаватели, артисты и пара сотен населения. Мы, начавшие оживать, разразились хохотом. Гудок – и эшелон трогается. Случилось ЧП. Один из наших уселся между вагонами. Эшелон пошёл. Не успев штаны как следует натянуть, зацепился за буфер, опёрся на тормозной шланг, начал орать. В вагоне его слышали, но как помочь? Затих. На первой остановке бросились к сцепке, а он на ней живой! Пальцы разжали, в вагоне отогрели… Потери личного состава продолжались. И вот кто-то наверху от небесных сил, получая суточные строевые сведения о личном составе (сколько живых, сколько больных, умерших за сутки) и видя потери, принимает решение: в Вологде наши вагоны отцепить. Эшелон, выгружая трупы на каждой остановке, пошёл дальше на Восток, а мы – через Ярославль в Кострому, для поправки. Прибыли в Кострому поздно вечером, сразу в баню. В ней и заночевали. Обнаружили на себе вшей. Откуда они берутся? Не торопитесь ответить. Найдутся те, кто скажет – неизвестно. Приведут примеры и вы разведёте руками. Познакомились с санпропускником. Потери продолжались, но уже в неделю не по дюжине, а штучно. Казалось бы, ожили, по коридору ходят, смеются… Но – внезапный понос, санчасть. Через неделю в окно – видим: на телеге ногами вперёд двух-трёх увозят. Так ушёл мой однофамилец. Не добежал до туалета – не то что трап, стену испачкал. До этого всё было хорошо. На построении был от комбата укор: «Родина вас кормит, а вы стены обсираете!». И назвал мою фамилию. «Разойтись!». И тут от какого-то старшего получаю по уху. Меня знали как левофлангового, а однофамилец – в середине строя был. Взвод за меня заступился. Случилась первая большая драка. После отбоя в палатах сразу не засыпали, в нашей было человек 15. Дмитрий Шмалюк на память пересказывал почти две недели «Американскую трагедию» Драйзера. Спустя годы, он стал командиром дивизии МВД. За ним – я пересказывал Шерлока Холмса, впоследствии стал капитаном на судах загранплавания. Но это к слову. 3 апреля снова в эшелон. Прибыли в Бийск без потерь, окрепшие. Начались ежедневные строевые учения по 5-6 часов. Сгоняли с нас пять потов. «Грудь вперёд! Твёрже шаг! Плечи шире!». Командовал Ильвес, латыш, недавно из комендантской Кремлёвской роты. Ему помогали командиры взводов – из госпиталей, годные к нестроевой… Спасибо им, до сих пор не горблюсь. Приехал генерал, сказали, что от Сталина. Похвалил, что выжили и сообщил о передислоцировании. Сказал, чтобы на фронт не рвались, пока подрастёте – может здесь что-то начнётся, пригодимся, на границе неспокойно. Через пару недель погрузили хозяйство дивизиона на 3-4 подводы, за ними – строем в Тогул. Из Бийска вышли, строй распустили. «Идите вольно, впереди три пеших перехода». Алтайский край. От села до села было километров 35-40. Распахано вокруг сёл на километр, да пастбищ столько же, остальное – степь первозданная. Куропатки, дрофы, жаворонки, чибисы и солнце. Три-четыре сопки, кто-то сказал, что это бывшие вулканы. В сёла входили строем, с песней «В бой за Родину, за Сталина», «Там в заливе, где море сине», «Стой! Разойдись!». Село Яминское. Площадь с толпой женщин, детей. Несколько стариков. У многих в руках узелки, тарелки со снедью, кринки с молоком. Спрашиваем: «Почём?». Отвечают: «Ни почём!». Мы, выжившие из трёх один, волчата, взъерошились: «Чего сюда пришли?». «Вас ждали. Накормить. Голова колхоза сказала, что из Ленинграда вы, голод там. Ей из района звонили, а яки вы солдаты? Диты! Ешьте!». Что тут началось! Обнимания, слёзы, всхлипы младших. Всех украинки колхоза имени Шевченко накормили, приютили, утром проводили. Строем покидая село, бодро пели «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг». Остальные сёла были русские. Без встреч, но с ночлегом, постоем. Вот и Тогул. Мы ему – чума. Там уже была другая спецшкола. Цены росли. С нашим приходом они на базаре взвились вдвое. Иждивенцам хлеба по 100 грамм, остальное – с огорода или с поля, откуда Бог даст. К слову: В Архангельске в зиму 1941-42 гг погибло от голода официально 32 тысячи голов. Наши рассказы про блокаду Ленинграда архангельцев возмущали – у них не было окружения! Выживали с помощью Северных конвоев! Они подсобляли тушенкой, яичным порошком, всё-таки добавка к нашей трещочке – её не хватило на зиму. Тральщики держали береговую охрану, тралили мины… Через полтора года – ещё трёхдневный пеший, с подводами, переход в село Троицкое при железнодорожной станции Большая Речка между Барнаулом и Бийском. И в Тогуле и здесь мы месяц-два обустраивали помещения, территорию, из колок (рощи в степи), впрягаясь в сани-розвальни, берёзовое долготьё-дрова возили за 3-4 километра. Были не лесоповалах, сельхозработах. На одной из них – сенозаготовке недели две заведывал быком Генкой. Командовал ему: «Цоб! Цобе!». С вычетом на еду заработали с ним три рубля. Уже больше, чем за шелковичные коконы в детстве. Население от нас несло убытки – на бахчах, припасами из погребов, они на задах огородов были. К сожалению, были драки. На занятиях писали когда карандашом, когда чернилами. Парады, полевые учения… Было всё, как в любой деревне по соседству с учебным отрядом. В осень 1942 г. из госпиталей после выздоровления к нам прибыли три лейтенанта. На лесоповале нас, около полусотни, спали в клубе на полу, сцене, - проснулись от крика. Один из взводных во сне кричал: «Не отступать! Держаться!». Синдром Сталинграда. О приказе Главковерха № 228 мы уже знали, всё поняли… Потом наш взводный втолковывал: «На соседа не обращай внимания, может, он атаку отбил или патроны в ленте кончились. Свою задачу выполняй!». С этим ЦУ так по жизни и шагали… С годами из нас вышли: двое генералов, капитан дальнего плавания, прокурор, писатель Серебряный в Алтайском крае, ведущий специалист по ракетному топливу, начальник связи Забайкальского военного округа, советники у арабов, профессор в Медицинской Академии, преподаватели-полковники…

Из-за малого веса я в военное училище не попал. Вернулся в Ленинград с душевной травмой. В военкомате посоветовали – продолжи учёбу! Поступил на Судоводительский факультет в первый послевоенный набор Высшего Арктического морского училища имени адмирала Макарова (ВАМУ) в системе ГлавСевморпути (ГУСМП). Оно готовило специалистов для работы в ареале от Мурманска до Владивостока, включая реки, посёлки Заполярья. Работники ГУСМП имели свою кокарду на фуражках. Кокарда – как в Торгфлоте, на вымпеле – синее пятнышко. В поезде, гостинице сразу друг друга узнавали – с ледокола или зимовки, посёлка…

3 июля 1946 г. поднялись на борт ледокольного парохода «Леваневский», командир Анатолий Качарава. Началась моя морская карьера. Несколько из неё эпизодов. Кочегарка на судне. Знание о ней было из песни, в которой кочегар, других предупредив, от трудностей помер. «Товарищ, я вахту не в силах стоять…» Моя первая в ней вахта. Часа два работая совковой лопатой, просил Бога – помоги справиться! Потом молил Бога –не дай умереть! Ведь смеяться будут на похоронах. Духом воспрял, когда мне передали: третье лицо на судне после капитана и кока – старшина кочегаров сказал другим кочегарам II класса – а от них зависит пар на марке и скорость парохода – «Работайте, как Кура!». На Чукотке в бухте Провидения бункеровались углём. Потребовалась его штивка ( забивка угля к бортам, в углы, под палубу, в угольные ямы ). Втроём работали на твиндеке. Тусклое освещение от люстры. Вокруг – чернота, всё покрыто угольной пылью. Резкий вскрик. Оглянулись – одного из нас нет! Глазами – на уголь. Его голова уже в нём скрывается. Рядом со мною. Схватил его за шиворот. Уголь, осыпаясь в нижний бункер, уже нас двоих тянет. За леер ногой зацепился, вишу вниз головой. Свои ухо, ноздря в угле скрылись, ещё секунду и отпущу воротник – прощай токарь Коробицын! К счастью, за нас есть какие-то силы – осыпь угля сама прекратилась. Помощь подоспела, её третий не растерялся, вызвал. Через пару дней по курьёзной причине пожар у машинистов, в соседней каюте. Как сосед, оказался на тушении первым, а куда денешься? Капитан парохода «Арктика» Ревуненков объявляет мне вторую благодарность. Были и такие, кто досадовал по этому поводу: «Как это ты всё время рядом оказываешься? Я бы тоже так смог.»… Был у меня перелёт из Воркуты в Дудинку. Ждал самолёт-оказию около месяца. То – аэродром в снежных застругах, то посадочная полоса чистая, а самолёта нет. Сел Ли-2 – копия американского «Дугласа». Пилот – знаменитый лётчик Черевичный. Он брался за самые сложные задания. За пару дней до его прилёта в гостиницах при аэродромах начинались хлопоты. Женская обслуга приводила всё, начиная с себя, в парадный вид. Кроме второго пилота, инженера и радиста с ним могли прилететь московские гости – можно будет душу отвести, повеселиться… «Летит Ваня Черевичный, открывайте дом публичный». От завистников разве что хорошее услышишь? Полетели. В нарушение правил полёта на неотапливаемом самолёте, компания из четырёх человек где-то над Уралом выпила, вздремнула. Проснулись – у всех начался колотун. Один из них начал затихать. Пилот посмотрел на него и предупредил: «Минус 50 градусов, тормошите, чтобы не заснул, иначе живым не долетит!». Ну ради чего пренебрегать предупреждениями и правилами в ущерб себе и своей семье?

«Четвёртый день пурга качается над Диксоном»… Там море, мох и камни. Тундра на юге. Я – в аппарате Начальника порта Дмитрия Хейдера. Работы немного. В обычае посёлка было – зарплату, всю или её часть, прогуливать, сегодня мою, через дня четыре твою и так по кругу, но у всех организаций. Поэтому наличные деньги, сколько их когда поселковому банку выдавали, так в посёлке и крутились. Деньги копили только семейные, холостые – пытались. После полярной ночи день уже длится часов 5. Попался мне на глаза предмет, похожий на футбольный мяч. Почему бы в футбол не сыграть? Хорошая погода и в марте тоже бывает. За пару недель сколотили команды, оповестили посёлок по радио. Из-за этого магазин на полдня лишился покупателей, хотя вчера у строителей получка была… Толпа окружила поле. Бутс, формы не было. Играли в ботинках, у кого и их не было – в сапогах. Свистеть, волноваться болельщики начали ещё до начала игры. Все понимали историчность момента. Такого не было со времён шведа Норденшельда, зашедшего в бухту в 1878 г., когда название Диксон этому месту дал лейтенант итальянского флота Бове. Сегодня март, 1951 год, не важен счёт – ведь первый футбол! Один из игроков в ботинках чуть не отморозил ногу, хотя мороз был градусов 15, дня три бюллетенил. Мне сделали справедливое замечание – должен был всё предусмотреть. Затея Политотделу и посёлку понравилась. Для чистки снежных застругов на поле стали выделять бульдозер…

Вызвали к Начальнику Порта. «Послезавтра будет самолёт на Москву. Дождётесь там нашего человека, он сейчас в Белоруссии. В Главке получите инструктаж по кадровой работе. С прибытием в Красноярск, из вас двоих – зарегистрироваться одному. Дней через десять его посадят, но не надолго, иначе сам краевой прокурор сядет...». Внимательно меня рассмотрев, уточнили: посадят Старшего, а мне продолжать работу. «Идите в Политотдел, получите его инструкции». Дальше всё так и было. В московской гостинице для полярников народ – с краевой Амдермы – до мыса Дежнёва, из Якутии, все в чинах и бывалые. От них узнал – за Уралом живут по понятиям. На наивный вопрос «Павки Корчагина» - как же так? Есть же почта, радиосвязь с Москвой? Рассмеялись. «По месяцу – ждать самолёт, сидя на мешках с письмами для Большой Земли. На почте кто такое стерпит? Все письма от скуки перечитают. Если жалоба какая, начальство вмиг об этом узнает, а прокурор там – медведь. «Павка» про себя усмехнулся: «Ну это мы ещё посмотрим! У нас мандат на реализацию денег, выделенных самим Сталиным! В октябре 1950 г. партию большевиков предложили переименовать, и то письмо дошло!».

Когда Старшего освободили, он рассказал: «Секретарь горкома на наш мандат заявил: - Хочешь при тебе им жопу вытру?». Пока Старший сидел, у меня, кроме работы, появилась забота. Сто пятьдесят тысяч на аванс людям получил, как бы дело повести, чтобы их сохранить и самому уцелеть? Ведь с людьми общались разными. Пример: в паспорте штамп «У_олен». Это как понять? Правильно. Виду не подавать, под мягким предлогом в просьбе отказать, детали – отдельная тема… На Диксон вернулись с крепкими ребятами, годными для любой работы в навигацию и зимовку, певцами, танцорами, футболистами. Сами получили хорошую оценку работы от Политотдела и Администрации Порта.

3 сентября 1949 г., бухта Тикси. Ближе к горизонту, у мыса Буорхая плавучие льдины. Ледокольный пароход «Леваневский» у глубоководного причала, единственного, остальные суда на рейде. Идёт разгрузка Северного завоза для Якутии. Долгий гудок буксира «Лётчик Черепков», что-то на нём случилось. Буксир в двух метрах от причала, если сядет на грунт, запрёт причал надолго. От старпома Кононовича получили разрешение мне и Н. Будилову помочь на буксире, если нужно. Оказалось, ниже ватерлинии повреждён иллюминатор, в него, как в пробоину хлещет вода, буксир понемногу тонет. Как они плавали на Миссисипи (буксир прибыл из США)? Или сами его на авось перегрузили, утопили в воду иллюминатор? Пластырь в воду не ложился, мешал привальный брус. Вот тут-то закалка по примеру Нансена пригодилась. Спустился по шторм-трапу в воду, сколько-то времени брезент пластыря к иллюминатору прижимал… «Вылазь! Помог! Повезло тебе, что не амбразура». Скомандовал оперуполномоченный МВД. Он страховал меня с каким-то большим поленом вместо кранца, чтобы случайно между бортом и причалом меня не раздавило. Вероятно, был фронтовиком. Этот случай был отмечен в вахтенных журналах и в отчёте опера. Когда на воде льды, природой на жизнь в ней человеку 10-12 минут даётся. Раз это я сейчас пишу, значит, был в воде меньшее время.

Десятибалльным штормом шхуна «Альбатрос» 750 тонн водоизмещением, мощность мотора 125 л.с., выброшена на берег. Капитан заключил договор на спасание с Отрядом спасателей Военно-Морского флота. Не их вина, что стянуть судно на глубину не получалось. Замминистра сказал: «Как сел, так и снимайся». От матери письмо (узнала о происшествии от моих приятелей): «Как тебе не стыдно! Капитан называется! Пока работаю – переучивайся! Если не согласен, то море тебя выкинуло, море и снимет… (?!)». Она замещала должность командира лесоустроительного авиаотряда и имела право так разговаривать. Через год и три часа – сами в шторм снялись, а военморы отбуксировали в порт назначения на ремонт.

Уже упоминал, - учили, что без денег – бездельник. В рутине, если на равных с другими, как экипаж может больше заработать? И ещё. Рутина – залог безопасности. Выход из неё – не только на твою ответственность. И с других спросят. Но… помните лейтенанта – взводного из 1943 года? – «На других не оглядывайся, свою задачу выполняй!». Но это удача, когда есть на кого равняться. С Юга пришли вести о начале рыночных отношений. Их потребовали энергичные люди с Таганрогского мехзавода. Пошёл их путём. Что это – четыре копейки с твоего сверхпланового рубля? Половину рубля , как minimum! При чём тут, что я коммунист?! Договорились работать по новому, за сверхплановый рубль – экипажу почти полтинник. Но без афиширования, иначе в случае успеха, все ринутся за заработком и у кого-то обязательно будут аварии. Начальник Мурманского пароходства Игнатюк, зам по безопасности мореплавания И. Лопатин, экономист Загребин – вот круг лиц, согласившихся с капитаном. В 1973 году после проверки понимания обстановки капитаном и подготовки его экипажа, дал согласие помогать Штаб морских операций Западного сектора Арктики (Анатолий Кашицкий). Пиковый результат был в навигацию 1974 года. За 2, 5 месяца работы экипаж выполнил 30 % сверхплановой прибыли за год работы всего транспортного флота пароходства. Оценка Штабом: «Проделана огромная работа». Благодаря налаженным связям по горизонтали судна с начальниками служб портов, железной дороги и премиям. Два или три раза часть экипажа получала за сутки работы – по месячному окладу. Польза для отрасли: в следующие пять лет были отработаны все связи и появился график-план непрерывной обработки флота. На финансовый результат работы моего «Бобруйсклеса» в 1974 г. вышел рудовоз «Генерал Панфилов», спустя два года. Морская отрасль пусть на шаг, но приподнялась. Врагу человеческому при таких ситуациях ничего не остаётся, как всё начинать сначала. Рутину превращать в застой. В нём опять появятся несколько личностей от добрых сил и у них появятся последователи. Если ОНИ опаздывают, людей ожидают неприятности, как случилось с «Механиком Тарасовым», «Адмиралом Нахимовым» и Чернобыльской АЭС… Порой, хватает взгляда, чтобы изменить ситуацию к лучшему.

Фоторепортаж